Александр Конторович - Я хочу жить дома
Да и дом посмотрю…
А мастера там стараются! Стены уже совсем неплохо выглядят, да и с крышей тоже работа идет, издали видать.
Опа! Прохаживаются около дома атаманские головорезы – пан Дмитро прислал доглядальщиков. Понятно, отчего теперь мастера так стараются.
– Пан сотник!
Это ещё кто?
Наталка?
А ей-то что нужно? Притормаживаю у обочины и выглядываю из окна.
– Чего тебе?
– Пан сотник… нас выгнали!
– Откуда? Кто выгнал?
– Они… – кивает девушка на бойцов Гуменюка. – Мы рядом жили… там у вас домик маленький… Они пришли и сказали, чтобы мы убирались сей же час! Мол, дом на вашей земле стоит, а мы там… совсем не нужны никому… А туда помощь обещали привезти послезавтра.
Это что вдруг за фокусы? Без меня меня женили.
Наталку понимаю: не привезут очередную порцию гумпомощи – им будет тяжко! А ведь никто и не подумает искать семью «бычей» по всему городу. Ушли – и хрен с вами.
Вылезаю из машины и топаю к дому, всем своим видом показывая неудовольствие.
– Кто старший?
Боевики переглядываются и вперед выступает один из них, седоватый мужик лет тридцати.
– Ну, я…
– Я – кто?
– Панас Мирный.
– Должность?
– Старшой я…
То есть – даже и не десятник?
– Меня знаешь?
– Неа…
– А сюда кто вас прислал?
– Мы из сотни Гневного!
Атаман прислал – его работа.
– Так поинтересуйся у своего командира – кто такой сотник Крюк! И что я тут делаю! Это – мой дом! И всё, что рядом – тоже! Усек?
– Ну…
– Этих – не трогать! Они…
А что – они? Что они тут делают?
– Дом починят – они за ним ухаживать станут! Нанял я их!
Оп!
Слово не воробей…
Только что я, сам того не желая, сменил статус всей наталкиной семьи. Прилюдно признал их своими людьми – теми, кому я плачу. При свидетелях.
То есть – они более не «бычи». Они – теперь работают на хозяина. И отныне всё, что они накосячат – и на моей совести тоже. Мне за них отвечать. Правда, и наказать я их могу… сурово, в общем.
А толку с них?
Чего могут-то?
Не повесил и я себе на шею обузу?
– Иди со мной! – киваю Наталке.
Внутри дома тоже дым стоит коромыслом. Мастера пашут на совесть, даже и придраться не к чему. Да и не нужно, там дядьки грамотные.
– Как стену закончат, побелят тут всё и пол починят – в порядок все привести, ясно?
– Так, пан сотник… – всё ещё не верит услышанному девушка.
– Что тебе надо будет купить – к мастеру подойдешь, я его предупрежу. Его парни с тобою вместе на базар сходят, принесут.
– Понятно…
– Занавески подбери! Люстру повесь – свет провести должны. Ну и это… мебель там всякую и прочее, – продолжаю озадачивать Наталку.
Хм, а старший из боевиков насупился! Чего это он, я ж на мозоль ему не наступал?
Улучив момент, тихо обращаюсь к девушке.
– Сколько вас всего?
– Василь ещё…мама. Да дед Фома, он больной, ходить почти не может…
– Василь – брат твой?
– Младший. Восемь лет ему.
То есть – трое явных нахлебников. Толку с них… с козла молока, пожалуй, что и побольше будет. И вот за каким рожном мне все это нужно?
Ладно… не обеднею.
Походив по дому ещё немного (и немало подивившись на то, сколько тут уже успели сделать мастера), озадачиваю свою новую прислугу по-мелочи и, барственно кивнув, сажусь в машину.
– Пан сотник!
Старший боевик – тот, что Панасом назвался.
– Слухаю.
– Тут такое дело, пан сотник… Отчего они нам ничего не сказали?
– На себя-то глянь! Кто хошь перепугается! Сробели они.
Не катит лесть, не покупается на неё Мирный.
– Косяк это их! Должны были сразу обозваться!
То есть – теперь это уже мой косяк?
– Так с девки – что за спрос? Молодая ещё… глупая.
– И что с того?
Так, вот и интерес, похоже, проявился. Увидел я, как глазки у Панаса поблескивают, когда он про Наталку говорит. Постельный это интерес, за неё и вступиться-то некому. Ну, да, с этой точки зрения, девушка очень даже… вполне сойдет. Брат – не защитник, мал ещё. Дед? И вовсе смешно. А на мать никто и смотреть не станет.
Бычи – этим всё сказано.
Были ими – теперь за спиною у семьи хозяин стоит. И фигура эта – совсем не по зубам Панасу. То-то он и нервничает. Обломались у парня сексуальные мечты. На доступных девок, поди, по бедности и собственной незначительности, денег не хватает, а тут – всё есть и ничего за это не будет. Девчонка из «бычей» – и атаманский боевик. Даже и сравнивать смешно! Она за счастье это почитать должна, с его-то точки зрения. Где-то я его даже понимаю. Но совсем не сочувствую: не заслужил ещё.
– Панас… Ты – мне предъяву выкатить хочешь, так, что ли? Я чё-то не понял…
А вот тут – побледнел Мирный. Дошло до мужика – на кого он хвост задирает.
Но – чувствует за спиною авторитет Торопы, своё гнет.
– Сотнику доложу. Обязан я!
– Доложи. Твоё право, не спорю. Но и я к нему скоро загляну… и свою точку зрения поясню!
Мой собеседник переминается с ноги на ногу, раскрывает рот…
Но тут внезапно оживает рация, висящая у него на разгрузке.
– Внимание всем! Общая тревога! Вариант три!
Фиговатенько…
Вариант три – это нападение непосредственно на самого главного. То есть – на пана атамана. И, как следствие этого, немедленное приведение в боевую готовность всех наличных сил. Где бы они ни находились и какими делами ни занимались. По получении этого сигнала следует немедленно занять все посты и быть готовыми к отражению нападения.
Вообще, строго говоря, нападения такого масштаба – чтобы прихлопнуть верхушку столь крупного формирования, бывали в Диком поле не так уж и часто. Теперь – не часто. Раньше-то тут резались за милую душу! В то время как делили территории и ресурсы. Ныне же, когда все более-менее устаканилось, такие вот эксцессы стали относительно редкими. Атаманы хорошо понимали всю шаткость сложившейся ситуации. И, какова бы ни была поддержка Дикого поля извне (а она была), слишком уж уповать на неё не следовало. Совсем уж бесконтрольного бардака не потерпел бы никакой покровитель. Да, всякие мелкие бандочки и дальше могли шуровать по своему усмотрению, но их вовремя одергивали «старшие товарищи». Бизнес не должен был страдать! Поезда должны идти, продовольствие – выращиваться, рабы – пахать на хозяев. Негласные (а может – и вполне явные) договоренности между атаманами учитывали и это. Слишком нахальных вовремя одергивали. Некоторых – так и совсем фатально… вместе с бойцами, если те своевременно не просекали всю пагубность такого беспредела. Небезызвестный случай с Нечипоруком стал возможным только благодаря тому, что его соседи благоразумно закрыли глаза на выдвижение «усмирителей» через подконтрольные территории. И даже выделили в их распоряжение своих бойцов. Разумеется – совершенно добровольно! Дураков среди атаманов и раньше не шибко много было, а уж теперь… Хрен с ними, с деньгами, всех всё равно не заработать! А вот собственное спокойствие стоит дорого! Да и молчаливая благодарность со стороны «усмирителей» – тоже, знаете ли, не фунт изюму! Собственно говоря, окончательную зачистку проводили тогда именно бойцы окрестных атаманов. «Усмирители» ограничились лишь захватом опасного груза и разгромом наиболее боеспособных частей мятежного главаря. Учитывая абсолютное господство регулярных частей в воздухе и информационную поддержку российских спутников… Атаманцам оставалось лишь следовать полученным по радио целеуказаниям. Так что совесть войск временной коалиции не была отягощена расправой с мирным населением. Да и то сказать… было ли оно таким уж мирным? Там у многих было рыльце в пушку…
Содержавшихся на многочисленных хуторах рабов никто истреблять не стал – они привычно сменили хозяев. С хуторянами же не церемонились совсем. Разумеется, не все они погибли, многих – кто сумел откупиться – попросту выгнали в чистое поле. Дома и хозяйственные постройки получили новых владельцев.
Вот жителям города повезло меньше.
Тех, кто трудился на ремонте и обслуживании военной техники перевели в рабский статус. Пообещав (в случае успешной работы) его возможное изменение. Прочие же… ну, они мало кого интересовали. Есть полезная специальность – заберем с собой. Нет? Ну, мужик, извиняй… Один хрен, город поджигать, там всё само собой и того… утилизируется.
И утилизировалось.
За этим зрелищем остались наблюдать подразделения НАТО и львовские войска. Их временные союзники, выполнив свою задачу, сухо распрощались – и исчезли за горизонтом. Их местные разборки не интересовали вовсе. Россияне проявляли к Дикому полю совершенное равнодушие и его делами почти не интересовались. Хотя… были, знаете ли, слухи… что не так оно всё в действительности происходит. И равнодушие это показное – для внешнего эффекта. Но толком так никто и ничего не знал, в основном, попросту многозначительно помалкивали.
